В АЭС – наше развитие, наше будущее!

– Первым делом несколько слов о возглавляемой Вами ассоциации: чем она занимается и каковы ее цели?

– Ассоциация создана по инициативе группы отраслевых экс­пертов и компаний для того, чтобы проводить консультации с государственными органами и представлять общее отраслевое мнение в уполномоченных госструктурах. Для себя мы выделили четыре основные цели.

Первая – проведение эксперт­ного анализа различных инициа­тив, поддержка при разработке стратегических документов и законопроектов. Все это необходимо, чтобы отрас­левые организации и бизнес, имеющие желание участвовать в развитии атомной отрасли, могли бы быть полезными для того же проекта создания станции. А таких желающих может быть много.

Это не только традиционные участники отрасли, но и строи­тельные компании, производители электрооборудования, кабельной продукции. Так вот, задача ассоциации состоит в том, чтобы их голоса и оценки были учтены при разработке стратегических документов, связанных с развитием казахстанской атомной энергетики.

Второй целью для себя мы определили консолидацию общего мнения в отрасли и представления его как в законодательные, так и в исполнительные органы: Минэнерго, акиматы, другим заинтересованным лицам и стейкхолдерам.

Таким образом, наша ассоциа­ция занимается тем, что объе­диняет бизнес и экспертов, которые могут формировать более компетентную отраслевую повестку, а затем представлять ее в соответствующие органы.

Третья цель базируется на том, что атомная отрасль в мире функционирует как транснациональная объединенная система. То есть многие страны не могут существовать друг без друга.

Зачастую на международной арене отраслевые интересы какой-то страны представляют именно ассоциации, имеющие как бы мандат или моральное право на то, чтобы говорить от имени отрасли того или иного государства. И здесь мы видим себя в качестве мостика между нашими экспертами, компания­ми и международными структурами.

Это могут быть и вендоры, и какие-то поставщики, которым интересно получить компетент­ное мнение о работе в Казахстане. Также и наоборот, если казахстанским компаниям интересно получить компетентное мнение о работе зарубежных компаний. Наша ассоциация именно этими вещами и занимается.

И последнее – мы, когда только образовали нашу ассоциацию, предвидели, что наша помощь понадобится именно при подготовке к референдуму. Потому что именно такого рода общественные организации, как наша, могут брать на себя заботу по доведению до населения эксперт­ного мнения.

– А вот представим, что референдум прошел. Допустим, большинство проголосовало «за». Что дальше будет делать ассоциация?

– Как общественная организация будем находиться там, где нужны. Приложим все усилия с нашей стороны для того, чтобы проект строительства АЭС принес максимальное благо для Казахстана. То есть для граждан нашей страны и для бизнеса, который на ее территории находится. Наша цель – чтобы этот проект привел к максимальному скачку для роста и развития казахстанского общества.

– По подсчетам экспертов известно, что к 2030 году в стране будет дефицит электроэнергии в объеме шести гигаватт. Можете объяснить, сколько это, на простом примере?

– Смотрите, необходимый объем годовой генерации для столицы составляет 4–4,5 гигаватта, для Шымкента – около 1,5 гигаватта. То есть дефицит составит годовые объемы потреб­ления двух крупных городов.

Уже сейчас мы покрываем дефицит покупкой энергии из-за рубежа, а к тому времени размеры такого закупа могут дойти до миллиардных объемов в денежном выражении.

– Почему бы не опереться на ВИЭ? Смогут ли они вообще покрыть всю нехватку электроэнергии?

– Для начала надо сказать, что необходимо иметь все виды генерации. Элементарно для диверсификации, чтобы избежать рисков.

Проекты ВИЭ нынче реализуются и очень неплохо субсидируются государством. Сейчас у нас 66 процентов всей генерации электроэнергии приходится на угольные ТЭЦ и Экибастузскую ГРЭС. Остальное идет за счет ГЭС, газовых электростанций и возобновляемых источников.

То есть уже сейчас они вносят большой вклад. Однако стоит принимать во внимание, что многие ТЭЦ подходят к своему «пенсионному возрасту». И именно эту генерацию придется чем-то замещать. Эта роль в Национальной энергосистеме (НЭС) республики и отводится атомной электростанции.

– Есть такое мнение, что, чем строить АЭС, лучше было бы провести капитальный ремонт и модернизировать все имеющиеся ТЭЦ. Насколько оно верно?

– Надо сказать, у нас накоплены хорошие компетенции по эксплуатации отечественных ТЭЦ. Суть в том, что я не очень люблю на это ссылаться, но в мире сейчас крепнет тренд на уменьшение эмиссии парниковых газов. Казахстан поддержал Парижскую конвенцию, и мы взяли на себя определенные обязательства, и их надо выполнять.

К сожалению, угольная генерация не может обойтись без углеродных выбросов. Поэтому тут еще один аргумент в пользу АЭС.

Также надо сказать, что наше общество смотрит на АЭС как на что-то стране незнакомое. Между тем у нас уже была атомная электростанция, которая когда-то обеспечивала бывший Шевченко (ныне – Актау) элект­роэнергией и пресной водой.

– Если говорить о самых распространенных страхах простых казахстанцев, то один из них связан с Семипалатинским ядерным испытательным полигоном, который в общественном сознании как-то взаимоувязывается с идеей строительства АЭС…

– Сразу скажу, что между ядерным испытанием и АЭС – гигантская разница. Я сам из Восточно-Казахстанской области. У меня мама родилась на территории полигона, поэтому хорошо знаю, о чем говорю. Пришло время нам усвоить те уроки, которые мы вынесли.

Наш народ действительно пострадал от испытаний ядерного оружия, и нельзя забывать того, что там происходило, но, может, как раз это обратить в свою силу? У нас с тех времен существуют и по сей день развиваются мощные институты по ядерной науке и промышленности.

Сейчас на территории бывшего испытательного ядерного полигона действует Национальный ядерный центр, располагающий уникальными наработками и технологиями.

Также у нас от прежних союзных времен остался очень мощный промышленный комплекс. В Усть-Каменогорске успешно действует Ульбинский металлургический завод. В том же Национальном ядерном центре работают два исследовательских реактора, с помощью которых осуществляются очень серьезные исследования по безопасности ядерного топлива. К примеру, здесь проводились исследования такого топлива для Японии.

В Алматы есть Институт ядерной физики, в котором также имеется исследовательский реактор. Он задействован в производстве радиофармпрепаратов для лечения онкологических больных. И не стоит забывать про наш «Казатомпром», являю­щийся мировым флагманом по добыче урана, а также авторитетным производителем ядерного топлива.

– Насчет «Казатомпрома». Сейчас страна находится на втором месте по разведанным запасам урана. Можем ли мы запустить в республике полный ядерный цикл, чтобы уран использовался как топливо для нашей же АЭС?

– Да, мы можем это у себя наладить. Что собой представляет дореакторный ядерно-топливный цикл? Вначале мы имеем природный уран, который потом посредством конверсии переводим в газообразное состояние. Затем в этом состоянии или в виде гексафторида он идет на обогащение. И уже после отправляется на фабрикацию. Там переводится в твердое состояние, в металл, из которого формируются топливные «таблетки». Они закладываются в трубки, формирующие тепловыделяющую сборку – это уже готовое топливо для АЭС.

В Казахстане налажена добыча урана и есть производство топлива для АЭС. Это огромный плюс.

Уже упоминавшийся Ульбинский металлургический завод является очень профессиональным в данном отношении предприятием. Здесь производились топливные «таблетки» для атомной промышленности еще Советского Союза.

И там же, на УМЗ, действует завод по производству тепловыделяющих сборок. У нас есть два этих сегмента, но это не значит, что у нас нет двух других.

Как я уже отмечал, говоря о пос­тавках топлива, весь мир между собой связан. Через коммерческие контракты с другими странами можно получить доступ как к конверсии урана, так и к его обогащению. К примеру, мы поставляем природный уран во Францию на конверсионное предприятие. Пос­ле можно отправлять его на обогатительный передел и так далее.

Также у «Казатомпрома» есть приоритетное право на выкуп у России единиц разделительных работ – это та единица, в которых измеряется работа по обогащению урана. Мы также можем завозить туда природный уран и получать уже обогащенный. Так работает весь мир.

Наряду с этим у нас есть доступ к технологии конверсии, поэтому, если положительное решение по АЭС будет принято, на что я очень надеюсь, то конверсионный завод можно начинать строить уже в ближайшее время.

Здесь много экономических факторов, которые потребуется учесть, но доступ к технологии есть.

– А если говорить о тарифах на электроэнергию, как АЭС повлияет на этот вопрос?

– По моему мнению, у нас очень дешевые тарифы на электро­энергию, которые сдерживались нерыночными механизмами. И мы пришли сейчас к тому состоя­нию, что у нас вконец износились генерирующие мощности. Полагаю, что тариф будет расти, и нам этого никак не избежать.

Возможно, тариф даже значительно вырастет. То, что АЭС одно­знач­но сможет сделать, – это привести к предсказуемому тарифу, который можно будет использовать для долгосрочного планирования.

Это даст отечественному бизнесу возможность планировать свои расходы, скажем, на пятилетку. Огромный плюс. Есть такая интересная статистика по Европе, в частности по Франции и Германии. У первой 70 процентов генерируемой электроэнергии приходятся на АЭС.

Во Франции значительно вырос тариф на воду и газ, а элект­ричество за последние два десятилетия, если не ошибаюсь, подорожало всего на 15 процентов.

В Германии по каким-то внут­ренним причинам приняли решение закрыть атомную генерацию. И за последние годы у них произошел резкий рост стои­мости электроэнергии. В итоге сейчас бизнес уходит из страны. Происходит ее деиндустриализация. Убыточной становится промышленность, традиционно требующая больших затрат электроэнергии.

То, что АЭС дает, и от чего, на мой взгляд, опрометчиво отказались в Германии, – это надежность генерации и прогнозируе­мая стоимость тарифа.

БЕСЕДОВАЛ САМАТ БЕЙСЕМБАЕВ